Ответ префекта был холоден:

– Я оспорю любого, кто усомнится в моем служении Риму верой и правдой.

– Да разве я в том сомневаюсь! Катон, сейчас ты нужен Риму как никогда. Потому я и вынуждена просить тебя помогать мне и таким, как я.

– Нет. Не могу.

– Не можешь? А я говорю, можешь. Ты в силах избрать действие, сообразное твоей воле.

– И все равно я говорю «нет».

Домиция скорбно вздохнула и смолкла, но вскоре зашла с другого угла:

– Понимаешь, дело ведь не просто в исправном служении Риму. Здесь есть и кое-что для тебя лично. Я знаю, что ты испытываешь нужду в деньгах. Что тебе пришлось продать дом для покрытия долгов, сделанных Юлией. Кстати, я очень сожалею о ее смерти. Все, кто ее знал, несказанно скорбят по ней.

– А я – нет, – процедил Катон сквозь зубы.

Домиция пытливо на него поглядела.

– Не верю… Что бы там ни было, подумай вот о чем. Если ты примешь нашу сторону и Нерон падет, а вместе с ним все его подпевалы и прихлебаи, то преторианской гвардии понадобится новый командир. Лично я не вижу более достойного человека на смену Бурру, чем тебя.

– Меня?

– А почему нет? Твой послужной список безупречен. Как говорится, воин из воинов. Ты доказал свою доблесть, утвердился как префект. Твоя когорта тебя уважает и пойдет за тобой куда угодно. А за вами двинутся и остальные. Ты станешь самым славным солдатом в империи. И вознаграждение, я уверена, тоже будет немалым.

– И что же я должен буду сделать ради такой награды? Что именно затеваете вы с вашими друзьями-заговорщиками?

– Заговорщиками? – Домиция помрачнела. – Нет, мы не заговорщики. Мы – патриоты, как я и сказала. Наш замысел – отстранить Нерона от власти и привести на трон Британника.

– Сменить одного императора на другого? Ты же сказала, что тебе нужна республика.

– Да, безусловно нужна. Но восстания удаются лишь тогда, когда за ними идет народ. Императоры у нас правили так долго, что толпа с ними свыклась, притерпелась. Британник же подготовит почву для возврата власти сенату и римскому народу.

– С какой, спрашивается, стати ему это делать? Уж чем известны императоры, так это своей хваткой за власть.

– Британник другой. Он верит в республику.

Катон рассмеялся.

– Да Британник просто мальчик! Откуда он знает, во что верит?

– Может, и мальчик, но не простой. Он мудр не по годам и знает, что для выживания империи Риму необходимо снова стать республикой. А потому, оказавшись на троне, он постепенно возвратит власть сенату. Когда придет час, последний наделит себя верховными полномочиями, а Британник добровольно отречется от своего титула.

– Ты думаешь, он и в самом деле так поступит?

– Да, думаю! – истово воскликнула Домиция. – Ставлю на это всю свою жизнь. Как и все остальные, кто поддерживает наше общее дело. Нас сотни, Катон. Сенаторы, всадники, кое-кто из командиров легионов. А еще – многие твои собратья-офицеры из числа преторианцев.

Катон утомленно потер лоб. Ох как все зыбко; сколь многое может пойти не так… Деталей ничтожно мало, и слишком уж много веры Британнику и его намерениям. Все так и пышет риском. Сыро, непродуманно…

– Помочь тебе я не могу. Хотя сам, честно сказать, разделяю твои устремления к возврату республики. Но, боюсь, течение истории уже не повернуть. Императоры у нас надолго.

– Душой ты не можешь верить в это, Катон.

– Увы. Кроме того, я даже не могу пойти на риск этой самой помощи. У меня недавно был Паллас. Ему нужна моя преданность. А если я ему откажу, то он пригрозил расправиться с моим сыном. Уже по одной этой причине я вынужден отказаться от помощи тебе. Не смею даже быть заподозренным в связи с тобой и твоими соратниками. Так что видишь, выбора у меня нет. Будь уверена лишь в том, что никакой симпатии к Палласу я не испытываю и помогать ему не желаю. Но становиться ему врагом не могу. Ради Луция.

– Я поняла.

Домиция смотрела на него пристально и так долго, что ему стало не по себе. А затем она кивнула:

– Я понимаю деликатность твоего положения, Катон. Поэтому ничего говорить больше не буду. Попрошу лишь, чтобы ты все это взвесил. Если пожелаешь, мы можем продолжить наш разговор. Но прежде поклянись жизнью своей и своего сына, что не выдашь ни слова из того, о чем мы с тобой сегодня говорили.

– Даю слово, – торжественно произнес Катон. – А теперь мне пора.

Он поднялся с кушетки.

– Хорошо, иди.

Домиция осталась сидеть, склонив в знак прощания голову.

Префект вышел, и в комнате некоторое время слышались его шаги, удаляющиеся в сторону атриума.

– Ну? Что скажешь? – убедившись, что гость ушел, спросила Домиция вполголоса.

Дверь за письменным столом отворилась, и из темноты показалась фигура мужчины в бесхитростной тунике.

– Он к нам вернется. Я уверен в этом. Надо лишь вовлечь его. Вот тогда и посмотрим, как он себя проявит. Я могу это устроить, причем довольно скоро.

Следующие два дня Катон был занят улаживанием последних завещаний, подтверждением повышений и просмотром заявок от тех, кто хотел занять место солдат Второй когорты, павших в Испании. Многие бреши заткнут люди, поступающие из легионов, но кое-кого все равно придется брать напрямую. Им надо будет соответствовать определенным физическим критериям, но многое все равно зависит от словца, которое за них удачно замолвит кто-нибудь из тех, с кем в гвардии считаются. Заявления в основном были подлинные, но встречались и разного рода подделки. Здесь и там при приеме на службу открывался источник для взяток, на которые нацеливался какой-нибудь корыстный офицер. Но для Катона приоритетом было то, чтобы Вторая когорта была максимально боеспособной единицей. Если завтра война, то качество людей значит куда больше, чем количество денег, уплаченных за место в преторианском строю.

Тем временем Макрон занимал людей работами по приборке и ремонту казарм, не считая общей муштры и смотров, чтобы обновляемая когорта набрала форму не хуже, чем до похода в Испанию. После того происшествия на плацу оба офицера старались занять подчиненных так, чтобы те усердствовали без продыху. Солдат без дела начинает попивать и болтать лишнего; бывает достаточно одной горячей головы или даже засланного зачинщика, чтобы беспорядки вспыхнули по новой. Чувствовалось, что атмосфера в городе накаляется день ото дня, по мере того как растет напряжение между сторонниками Нерона и Британника. На улицах то и дело разгорались драки соперничающих банд, которые удавалось гасить лишь силой городских когорт. Британник перебрался из дворца в большой, унаследованный от матери дом на Авентинском холме[23], где его оберегали телохранители-германцы, некогда охранявшие его отца, а теперь вот решившие оказать честь сыну. Их число подкреплялось десятками ветеранов, служивших некогда в Британии, а нынче присягнувших на верность мальчику, поименованному в честь их британской кампании.